ВЕПС

- Я никому не верю. Никому. Слышите. Все оборотни. Все обманут, ведь даже не говорят, а врут только. А хуже всех оборотни в погонах. Да я и вам не верю. Вы особенный, что ли?

- Николай Иванович, и это я слышу в ответ на моё «здравствуйте». Тогда зачем писали мне? Вы полагаете, я ехал, чтобы услышать эту отповедь?

- А что вы можете? Ну, написал, надо было написать, и написал, имею право. Я многим писал, и ничего. Я вепс, и всё мне здесь чужое. Слышали такое слово – вепс? У меня одно желание – как можно быстрее уехать из страны. Лучше в Финляндию. Наняться к кому-нибудь в работники, собирать на полях клубнику и никого не видеть.

- Сами-то понимаете, что говорите, Николай Иванович? Вас Финляндия не впустит, там своих преступников хватает, а вы вообще с четырьмя «титулами» – заслуженный.

- Не пустит? Да я и сам понимаю, – он погладил свою голову рукой.

Печально знаменитые питерские «Кресты». Кабинет начальника СИЗО. За приставным столом напротив меня сидит крепкий сухощавый мужчина. Продолговатое лицо, заметно выдвинутый вперёд подбородок, на щеках длинные складки сверху вниз, глаза жёсткие, эмоционально навыкате, а в них почти ненависть и… «не верю, не верю, не верю».

- Так они все пишут. У них тут времени много, вот и заваливают жалобами всех и вся. У нас есть настоящие писатели, которые в день отправляют по 2-3 жалобы, и так не один месяц, – пояснил начальник СИЗО. – Ну всё, разговор окончен, отправлять в камеру?

- Нет, подождите. Николай Иванович, может быть, поздороваетесь со мной, раз уж приехал, ведь я вам ничего плохого не сделал.

- Ещё не успели, – по лицу скользнуло нечто похожее на улыбку, и после большой паузы послышалось: «Здравствуйте», – он сдвинул тело как-то вбок и низко наклонился к столу.

1.

Так началась встреча с опасным рецидивистом Селивановым. Довольно крупный мужчина, не потерявший за прошедшие за решёткой годы чувства собственного достоинства, буквально извергал ненависть ко всей правоохранительной системе. Глубокая убеждённость, что все вокруг оборотни и коррупционеры, была проиллюстрирована многочисленными примерами унижения, обид и несправедливости. Тогда я предположить не мог, во что выльется встреча в «Крестах», и тем более, что она была началом большой работы.
[Читать далее]

1.

Так началась встреча с опасным рецидивистом Селивановым. Довольно крупный мужчина, не потерявший за прошедшие за решёткой годы чувства собственного достоинства, буквально извергал ненависть ко всей правоохранительной системе. Глубокая убеждённость, что все вокруг оборотни и коррупционеры, была проиллюстрирована многочисленными примерами унижения, обид и несправедливости. Тогда я предположить не мог, во что выльется встреча в «Крестах», и тем более, что она была началом большой работы.

После «лобовой» встречи Селиванов разговорился. Имена, лица, даты в голове его витиевато смешались, и это не позволило, как обычно, на листе бумаги набросать схему отношений, событий и их последовательность. С большим трудом удалось понять только суть проблемы, о которой он писал в обращении к Уполномоченному. Всё остальное было восстановлено со временем.

В конце разговора осуждённый попросил прислать ему литературу на вепсском языке и адрес общины, а также оказать помощь во вступлении в наследство, а рассказанная история была таковой. Его отец умер в июле 2005 года, 3 года он писал заявления руководству колонии о восстановлении паспорта и предоставлении возможности вступления в наследство, однако ничего не добился, шестимесячный срок прошёл. У Селиванова не осталось никаких родственников, до осуждения умер его родной брат, еще раньше – мать, сам он не имел ни жены, ни детей, а после приговора суда из родительской квартиры был «выписан». Кто-то в колонии сказал ему, что брошенная квартира превратится в выморочное имущество и «уйдет» в муниципальную собственность, а он в день освобождения превратится в БОМЖа. Нужно было что-то делать. До выхода из колонии оставалось несколько месяцев. В СИЗО же он находился, поскольку ожидал суда, который через месяц откажет ему в условно-досрочном освобождении.

Селиванов пытался самостоятельно из мест лишения свободы решить свою проблему, и когда всё же добился получения паспорта, обратился в Подпорожский городской суд с заявлением о признании права собственности на квартиру.

В августе 2010 года суд оставил заявление без движения. В определении на трёх листах были перечислены некоторые статьи Гражданского процессуального кодекса РФ и их содержание. Профессиональным слогом заявителю предлагалось исправить ошибки и собрать необходимые и недостающие документы.

Селиванов ничего не понял, но отказ расценил как произвол, и в феврале 2011 года обратился с жалобой к председателю Ленинградского областного суда. В жалобе он просил «разобраться по совести и справедливости и призвать Подпорожский суд исполнить закон».

Конечно, такая переписка с судебными органами не могла привести к решению вопроса. Не понимая, что ещё можно сделать, Селиванов вновь обратился в Подпорожский суд, который в декабре 2012 года опять оставил заявление без движения. Через 2,5 года определение суда по содержанию полностью повторило предыдущее. Перечисление статей закона и реквизиты для уплаты государственной пошлины со всеми БИК, ОКАТО и КБК. 25 января 2013 года суд великодушно вынес определение о продлении срока для устранения недостатков на 1 месяц.


Совершенно очевидно, что положительного результата наступить и не могло. В системе УФСИН не предусмотрена юридическая помощь осуждённым! В государстве вообще такая помощь не предусмотрена, несмотря на то, что именно государство в интересах общества существенно ограничивает права и возможности таких граждан. Такой подход свидетельствует о фактическом существовании принципа «наказание ради наказания». Каждый сам предоставлен себе и не чувствует ни контроля, ни помощи, ни защиты со стороны государственных институтов. Именно это и приводит к формированию у осуждённых в местах лишения свободы устойчивого негативного отношения к обществу, закону и государству, что в свою очередь способствует совершению новых преступлений. Не случайно ГУВД представляет сведения о неуклонном росте рецидивной преступности.



Именно это обстоятельство явилось побудительной причиной активного участия Уполномоченного в дальнейших событиях. Четырежды судимый рецидивист, которому было отказано в условно-досрочном освобождении от отбытия наказания за умышленное убийство, «отсидевший» в общей сложности более 18 лет, выйдя на свободу и не имея места жительства, работы и средств к существованию, явился бы потенциальной угрозой общественным интересам. Иными словами, пятая судимость видна уже сегодня, а это означает, что пострадают невинные люди, чьё право на жизнь, здоровье или имущество он нарушит. Остаться в стороне означало бы способствовать новым преступлениям.
[Свернуть]

2.

Следующая встреча состоялась уже в Форносово, в третьей колонии для рецидивистов. Суд отказал в УДО, и Селиванову пришлось покинуть «Кресты». Что и должно было произойти при таком послужном списке.
[Читать далее]

2.

Следующая встреча состоялась уже в Форносово, в третьей колонии для рецидивистов. Суд отказал в УДО, и Селиванову пришлось покинуть «Кресты». Что и должно было произойти при таком послужном списке.

- Это у меня четвёртая судимость. В колонии сидят ребята, у которых и 15, и 16 ходок. Так что, у меня ещё нормально. Первый раз я сел, когда мне было 25 лет. Статья была тяжёлая – за грабёж, но получил только 2 года. Ну, потому, что они так и не разобрались толком. Всех ведь кучей взяли, мол, банда. Работал тогда на стройке, вернее, только пришёл. Смена, бригада, свои отношения, старожилы и новички. Я без специальности. Делал, что скажут. Вот и сказали – надо грузить материалы не в эту машину, а в ту. Мне без разницы, я мужик здоровый был, ну и кидал вместе со всеми. А потом оказалось, что машина та левая была. На допросах все договорились молчать. Не стукачи ведь. Не знаю, и всё. Но в итоге все равно кто-то сказал, а кто, не помню. Что про меня сказали, толком не знаю. До суда не верил, думал, так обойдётся, у меня ведь и в мыслях ничего такого не было, а там – бац, и срок.

- А вторая судимость?

- В 92-ом. Получилась кража. После освобождения долго работы было не найти. Все же боятся с таким связываться. Потом всё же устроился разнорабочим, он же дворник, он же уборщик, он же много всякого. Как-то решили с мужиками выпить, а платили копейки. Нашли мы в этом ПТУ старый палас и решили толкануть. Нас засекли, подняли шум, мол, ещё не списан. Ну а я-то судимый, значит, разговор короткий – рецидивист, и 10 месяцев.

- Теперь про третью.

- Третья ещё проще. Освободился и решил уехать. Ни мест старых, ни дружков видеть не хотел. Поехал в Тюмень на заработки. Там бригаду собирали хохлы. В смысле, хозяева были хохлы, а мы всяко-разные. Разместились в вагончике. Здесь и спим, и едим, и всё прочее, потому как мороз страшный. Работали по прокладке труб. Разгрузка, перегрузка, стропилка, укладка под сварку. К вечеру падаешь, помыться негде, и есть охота всё время. Сначала платили по договору каждую неделю. Но это первые два месяца, а потом бригадир сказал, что хозяева денег не прислали, потерпите, ребята, недельку. Понятно, всякое бывает, терпим, растягиваем то, что есть, а на следующей неделе та же песня. Мы на дыбы. Убежал сначала, а через час пришёл и говорит, что договорился перезанять у соседей, благодарите. Благодарили. А потом три недели не платил. Вот мы с мужиком одним и пошли искать хозяев. Нашли-таки. А они говорят, разбирайтесь с бригадиром, у нас с наличкой для рабочих проблем нет, всё ему даём без задержки. Вернулись, прижали козла, дали по морде и свои заработанные взяли. Он в больницу – снимать побои, и в милицию. На суде я признал – да, по морде дал, но за дело, а деньги взял только свои. Но поверили ему, что взял в 10 раз больше, а там и не было столько. Кому ещё верить, ведь я рецидивист. В итоге разбой, умышленные телесные повреждения и 6 лет.

А в 2004 году ещё 9 лет. После третьей отсидки хотел устроить жизнь новую. Но сначала погулять решил. Тут посидишь, там выпьешь. Потом познакомился с одной женщиной и решил завязать. Нормальная женщина. И я ей понравился. Стали мы встречаться и думали, всё у нас будет хорошо. Как-то собралась компания, все свои сидели, говорили там. А потом один мужик пристал, мол, прекрати общаться с этой женщиной, не ходи больше с ней. Меня задело. Кто такой, чтобы мне указывать. Сцепились. Он за нож, и как-то там завозились у стола. Ну и всё там. Сто пятая. Я и не отрицал, но начал-то он.

...Вот и вся история. В нескольких абзацах про четыре преступления и 18 лет тюрьмы. Совершил бы он убийство, если бы не было трёх судимостей? В каких условиях формировались кругозор и мировоззрение этого человека? В колониях и изоляторах 9 лет среди не самых лучших членов человеческого сообщества. Скудное питание, минимум одежды, всегда взаперти, режим, режим и рядом только наркоманы, воры, убийцы, грабители и насильники. Работа мало кому достаётся, в колониях работой обеспечено процентов 40. Значит забор, стены и разговоры 9 лет. Вот и сформировались обида, недоверие, ненависть и твёрдое разделение на «мы» и «они», которые за стенами тюрьмы и на свободе. Что для таких людей в жизни важно и имеет значение? Совсем не то, что для миллионов обычных людей.

А если задаться риторическим вопросом – а нужно ли было до убийства трижды лишать свободы Селиванова? Вот погрузка кирпичей в левую машину. Его роль была грузить тяжести руками. Но кто-то иной задумал и организовал хищение, вступил в сговор с покупателем, подыскал машину и водителя, дал нужные указания к действиям нескольких человек. Селиванов был не членом банды, а дураком, которого использовали. Стоил ли свободы старый палас? В суровых условиях сурово обошёлся с тем, кто не отдавал заработанные и важные для жизни на севере деньги. Но он же рецидивист, и суд уверенно решает, что только тюрьма его исправит! Но не исправила, да и не исправляет никого.

За все 9 лет по последней судимости НИКТО не навестил его, не написал, не передал с воли пару носков или банку сгущёнки. Ни друзей, ни жены, ни детей, ни родственников – один.
[Свернуть]

3.

Прежде всего, мы направили письмо главе администрации Подпорожского района П.П.Левину с просьбой принять меры для сохранения квартиры. Ответ был получен быстро. Подробный и развёрнутый, подтверждающий, что вопрос у администрации на контроле и что квартира не потеряна. Далее был анализ имеющихся документов, законодательства и поиск возможного решения. С учётом прошедших сроков для административного решения предстояло на начальном этапе обратиться в суд, восстанавливая сроки на такое обращение. Эту работу должен выполнять профессиональный адвокат (Селиванов сам уже попробовал). Нужно собрать массу документов, составить исковое заявление и, главное, представлять интересы истца в нескольких судебных заседаниях в Подпорожском суде.
[Читать далее]

3.

Прежде всего, мы направили письмо главе администрации Подпорожского района П.П.Левину с просьбой принять меры для сохранения квартиры. Ответ был получен быстро. Подробный и развёрнутый, подтверждающий, что вопрос у администрации на контроле и что квартира не потеряна. Далее был анализ имеющихся документов, законодательства и поиск возможного решения. С учётом прошедших сроков для административного решения предстояло на начальном этапе обратиться в суд, восстанавливая сроки на такое обращение. Эту работу должен выполнять профессиональный адвокат (Селиванов сам уже попробовал). Нужно собрать массу документов, составить исковое заявление и, главное, представлять интересы истца в нескольких судебных заседаниях в Подпорожском суде.

Кто это может сделать? Адвокат, но такую сложную работу бесплатно не выполняют, а средств у осуждённого нет никаких. УФСИН этим не занимается в принципе, впрочем, как и соцзащита. Действенной системы социальной адаптации в Ленинградской области не существует. На неоднократные, в течение нескольких лет обращения Уполномоченного к руководству области о принятии соответствующего закона и системы, неизменно приходили объяснения вице-губернатора А.Д.Бурлакова, куратора «силового» направления, о том, что и так всё есть, и ни в чём нет нужды. Но вот пример, когда нужда возникла.

А недавно принятый в области пакет документов по порядку оказания бесплатной юридической помощи? Тщательно «примерили» его к человеку за решёткой – не реально. О лишённых свободы ни слова, а воспользоваться на общих основаниях нет возможности, поскольку ограничен в свободе передвижения по кабинетам и организациям. Оказалось, что закон полностью упускает многочисленную категорию граждан, и в этой части нуждается в доработке. В последующем мы активно участвовали в корректировке закона, но что-то нужно было предпринять тогда и в имеющихся условиях. И мы решили все пробелы закона, нестыковки и неувязки заменить собой, чтобы на практике понять, чего конкретно не хватает в имеющейся системе.

После встречи с осуждённым и рассмотрения всех обстоятельств дела было принято решение всё же предложить Селиванову участие в данной программе. Он согласился не сразу, по сложившейся привычке не доверяя никому и не понимая, что бесплатная помощь и забота о нём со стороны государства возможны.

...Мы сами выбрали из имеющегося списка адвокатов, добровольно принимающих участие в данной программе, адвоката Халова Д.В., работающего и проживающего в Подпорожье, где и должно было состояться судебное разбирательство, и связались с ним. Потребовалось 2 недели для составления доверенности, договора об оказании юридической помощи и иных документов, установления связи и взаимодействия. Эту работу я взял на себя. Пришлось опять ехать в «тройку» (ИК-3 в Форносово), поскольку законом об оказании бесплатной юридической помощи не предусмотрена компенсация транспортных расходов адвокату ни в каком виде, а Халов не собирался ехать за свой счёт. Между тем стоимость проезда на автобусе от Санкт-Петербурга до Подпорожья и обратно составляла 920 рублей, время в пути 11 часов. Но до Форносово ещё 60 км, плюс пересадки и дорога до самого учреждения. За один день не управиться, если учесть режим в учреждении для посетителей и продолжительность самой встречи с заключённым. Следовательно, возникают расходы на гостиницу и питание. Минимальная стоимость такой поездки составит 2500 рублей. А поездки не избежать, поскольку некоторые документы Селиванов должен подписать сам, а некоторые должно выдать исправительное учреждение (справка о нахождении в месте лишения свободы, выписка из лицевого счёта, справка об инвалидности и иные). Все собранные и подписанные документы мы с оказией отправили в Подпорожье.

Для сокращения времени и расходов на ведение дела мы самостоятельно запросили и получили из Федеральной службы государственной регистрации кадастра и картографии необходимое Уведомление относительно зарегистрированных прав, обременений и правопритязаний на квартиру, и также передали со всеми документами.

Помимо этого были отправлены обращения главе районной администрации и председателю Подпорожского суда с ходатайством о хорошей подготовке представителя и необходимых документов к судебному разбирательству и назначении судебного заседания на дату, предшествующую освобождению Селиванова.

Далее оставалось только поддерживать связь с адвокатом и контролировать ход развития событий.

Адвокат довольно оперативно заказал и получил недостающие документы, подал заявление в суд и прислал Уполномоченному счёт на оплату понесённых расходов за:

- справку о смерти матери С.- 100 руб

- справку о смерти отца С. - 100 руб

- справку о рождении С. - 100 руб

- кадастровый паспорт на квартиру - 202 руб

- справку БТИ- 1595.10 руб

--------------------

Итого 2097.10 руб

...Сумма могла быть значительно больше, но адвокат направил в суд ходатайство об освобождении от государственной пошлины, которое было удовлетворено. Однако и эту сумму оплатить никто не мог. Естественно, что расходы не должен нести адвокат, а областное законодательство не предусматривает компенсацию таких затрат наряду с транспортными расходами. Не мог оплатить справки и паспорт и Селиванов, поскольку, являясь инвалидом, в колонии не работал, и согласно справке о состоянии лицевого счёта осуждённого имел сбережений 72 копейки.

Это было второе препятствие к реализации закона на практике. Не предусмотренные к компенсации расходы делали невозможным заключение соглашения Селиванова с адвокатом. Можно этот случай отнести к исключительным, но его за девять лет нахождения в колонии действительно никто не посетил, не было ни одного письма «с воли», и это факт. Там просто никого не было, кто бы мог помочь. Когда выяснилось это обстоятельство, в глазах Селиванова погасла последняя надежда – «значит, мне никак нельзя помочь, значит, БОМЖ?». Конечно, начатое дело нельзя было бросать, и я взялся оплатить расходы из личных средств.

...Любопытен был сам разговор в тот день.

- Николай Иванович, вы понимаете, что адвокаты не работают совершенно бесплатно. Основные суммы им бюджет компенсирует, но частично расходы должны погасить вы самостоятельно.

- У меня нет денег. В колонии у меня не было работы.

- Придётся занять.

- Мне не у кого занимать.

- У вас должны быть знакомые, друзья, соседи, дальние родственники. Вы сами должны знать, кто в состоянии за вас передать адвокату 2 тысячи рублей. Проявите активность, напрягите память – вы, мягко говоря, лицо весьма заинтересованное. Мы свяжемся с теми, кого вы укажите.

Селиванов опустил голову, плечи, как-то съёжился: «Значит, мне не помочь, ну тогда я пошёл».

Не веря, что вот так можно отказаться от реального шанса, я максимально долго держал молчаливую паузу и остановил его уже в дверях.

- Вернитесь, сядьте. Давайте попробуем так. Я дам вам взаймы.

Изумление, быстрый короткий взгляд.

- И когда я должен отдать долг?

- Когда устроитесь на работу. Что называется с первой зарплаты.

- Мне надо подумать.

- Хотелось бы знать, над чем вы собираетесь думать?

- Над чем? Над вашим предложением. С чего бы оно. Сначала дадите в долг, а потом поставите на счётчик.

- Николай Иванович, вы хоть понимаете, что я уполномоченный по правам человека, и сам делаю это предложение.

- Вот я в толк и не могу взять, зачем вам это надо.

- Работа моя такая – помогать людям. Впрочем, о помощи вы сами меня просили.

- Ну ладно, но тогда письменный договор нужен. Я хочу, чтобы всё как положено.

...Конечно, на возврат денег я не рассчитывал, но жаль было бросать начатое. Ведь дело было не только в нём, но и в исследовании практического применения положений закона, вскрытие недостатков существующего порядка в работе различных ведомств и органов власти. В общем, почти научная работа.
[Свернуть]

4.

Нет смысла подробно рассказывать обо всех совершённых действиях и преградах, которые пришлось преодолеть. Но важно отметить, что только авторитет и возможности такого должностного лица, как Уполномоченный по правам человека, позволили довести дело до результата. Никто другой просто не смог бы сделать всё это.
[Читать далее]

4.

Нет смысла подробно рассказывать обо всех совершённых действиях и преградах, которые пришлось преодолеть. Но важно отметить, что только авторитет и возможности такого должностного лица, как Уполномоченный по правам человека, позволили довести дело до результата. Никто другой просто не смог бы сделать всё это.

Приведу один пример, как досталась формальная справка о доходах. Справка должна подтвердить, что заявитель относится к числу малоимущих, поскольку бесплатно юридическая помощь предоставляется только таким гражданам. Справку эту должен выдать орган социальной защиты по месту жительства гражданина. Гражданин Селиванов уже 9 лет проживает в ИК-3 на территории Тосненского района, но орган соцзащиты не знает об этом и не имеет о нём никакой информации, и, соответственно, справку выдать не может. Отдел социальной защиты Подпорожского района в таком же положении, так как те же 9 лет не имеет сведений об осуждённом, ибо с приговором суда было принято решение о снятии с регистрационного учёта в родительской квартире.

...Приезжаю в колонию, получаю справки в бухгалтерии – одну о том, что не работал, другую, что на текущем счёте имеется 72 копейки. Но куда их деть? Закон требует только справку органа социальной защиты. Встречаюсь с председателем областного комитета по социальной защите населения, объясняю ситуацию, рассказываю, что лично курирую эту работу в целях выяснения пробелов законодательства, прошу вмешательства, понимания, исключения. С пониманием не очень. Закон есть закон, мол, выходите с предложениями о поправках. Говорю, что это полгода, а гражданин выходит через месяц. Комитет берёт паузу на консультации. Ещё одна встреча со словами: вам-то что, а мне, если что – придётся отвечать. Объясняю, что если что – не наступит, слишком всё прозрачно и на поверхности. Нужно, чтобы Тосненский отдел соц. защиты справку выдал, но не на основе привычных документов собственного учёта, а руководствуясь бухгалтерским документом исправительной колонии. Договорились, что, конечно, непривычно, наверное, отступление, но не очень большое, и, скорее всего, ничем не грозит.

На следующий день созваниваемся с Тосненским управлением: «Команда не прошла? Нет? Хорошо, подождём». Спустя неделю вновь прихожу к председателю комитета. «Как, я же ей всё объяснила? Неужели не поняла?». Я не ухожу и прошу при мне позвонить в Тосно. Куда уж здесь деваться. Звонок, вежливый разговор, мол, нужно пойти навстречу просьбе Уполномоченного и, почти героически – «ответственность беру на себя». И вот уже сотрудник аппарата в Тосно, но упирается в – «А почему эту справку мы должны отдать вам на руки?..». Запрос… регистрация… порядок. Телефонный звонок мне, я – председателю комитета, она – начальнику управления, и… Справка у нас!

Но это была только первая справка.
[Свернуть]



Пасмурно, тихо, сыро, но тепло. 24 сентября мы встретили Селиванова у выхода из колонии.



Наш подопечный появился в дверях в «арестантской» одежде и с небольшой сумочкой в руках, и буквально замер на второй ступеньке. Он не знал, что сказать, и буквально потерялся, поскольку никак не ожидал увидеть нас. Мы разрушали годами сформировывавшееся представление об оборотнях и враждебности всего мира. Его сопровождал сам начальник исправительного учреждения, поскольку мы заранее сообщили о своём приезде. Короткий разговор, пара вопросов.

- Ну, я не знаю. До ближайшей железнодорожной станции освобождаемые добираются самостоятельно. Автобусы не предусмотрены. Пешком или подвезёт кто. Да тут пара километров, рядом. Никто не жаловался, – сказал он с нажимом на последнюю фразу.

Испуганный Селиванов покорно залез в наш микроавтобус. Только через полчаса в дороге он рассказал, что 2 месяца назад сдал на склад учреждения куртку и брюки в хорошем состоянии, а перед освобождением ему сообщили, что всё истлело, что ему не выдали положенное «выходное пособие» 850 рублей и ему не на что купить билет до Подпорожья. В связи с этим он придумал план – ехать на Ладожский вокзал и на посту полиции сказать, что украли деньги, и просить помочь добраться до дома, или попросить помощи в финской церкви, или поехать за помощью на Будапештскую, 103 – в Санкт-Петербургский «Центр социальной адаптации для лиц, освободившихся из мест лишения свободы» (не работает с областными).

Конечно, не как Евгений Примаков над Атлантикой, но столь же решительно я сказал нашему водителю немедленно развернуться на дороге. Селиванов весь обратный путь угрюмо бурчал, мол, не надо, и так справится. Я позвонил заранее. У входа в колонию опять стоял её начальник и объяснил, что деньги не выдали, потому что казначей уехал куда-то и будет через 2 часа.

- Будете ждать, или может как-нибудь заедет в другой день? Никуда они не денутся.

- Будем ждать, – отвечаю. – Вы же знали, что сегодня освобождаются 2 человека, почему нет бухгалтера?

- Так получилось. Это случайно. Да вы не волнуйтесь.

Мы отошли в сторону и стали тихо разговаривать, показывая, что не уедем. Через 15 минут кто-то нашёлся… и выдал обоим деньги. А еще через 10 минут «нашлись» и куртка с брюками. Нашлось и место для переодевания.

...Автовокзал на Обводном. Селиванов сам приобрёл билет и получил из моих рук памятку с именами, телефонами и адресами в Подпорожье по принципу «дорожной карты» – получение ключей от квартиры у соседки в доме, постановка на учёт в полиции, визит в службу занятости и в соцзащиту, к адвокату и т.д. Получил и 200 рублей на «попить чаю с булочкой» на втором этаже. И уехал больше обескураженный, нежели испытывающий иные чувства.

Через день дошёл по «дорожной карте» до службы занятости, где по нашей просьбе ему сразу предложили работу на 5 тыс. рублей грузчиком и на 15 тыс. рублей в местном Карьероуправлении.

Действительно, Комитет по труду и занятости своим подразделением в Подпорожье отреагировал на просьбу Уполномоченного и предоставил ему информацию о нескольких имеющихся вакансиях. Соискатель работы обошёл всех предложенных работодателей и везде получил отказ. Препятствиями были два фактора – судимость и отсутствие «прописки». Никто не хотел иметь такого работника. Служба занятости выполнила функцию информационного агентства, сообщив сведения о вакантных местах, и только. Никаких действий по оказанию помощи в трудоустройстве предварительным согласованием с потенциальным работодателем на основании соглашений совершено не было.

* * *
7 октября вновь не состоялся суд по наследству. На этот раз внезапно и без предупреждения уехал в отпуск адвокат Халов Д.В., направив в суд заявление с просьбой рассмотреть дело в его отсутствие (без комментариев). Суд не послушался и не рассмотрел, а вновь отложил заседание ещё на два месяца. К этому дню Селиванов уже будет 30 дней на свободе, но без жилья, регистрации, работы и средств к существованию.

Я вызвонил адвоката, аккуратно стыдил, а он ссылался на обстоятельства. Никакой уверенности в будущем его участии не возникло, и я сам поехал на это судебное заседание. Нужно было его «стимулировать» и вести дело к завершению максимально быстро.

В суде представитель администрации и управляющей компании путались и не имели данных даже о наличии или отсутствии задолженности по квартире. Дело затягивалось, утопая в ненужных подробностях. Адвокат был молчалив, ограничившись прочтением только текста заявления. Селиванов нервничал, возмущался, с места выкрикивал претензии ко всем. На вопрос судьи, когда он узнал о смерти отца, практически прокричал, что до сих пор не знает, поскольку в колонии и вообще никто его об этом не уведомлял. Судья призывала к порядку, Селиванов стал заводиться, встал, жестикулируя, значительно повысил голос, и возникла явная необходимость вызывать судебных приставов. Чтобы не довести до экстренных мер, я вывел заведённого истца в коридор и вернулся в зал, заверив его, что на заседании буду до конца.

Суд отложил рассмотрение иска, потребовав у третьих лиц представить некоторые сведения и данные. Мы вышли из здания, и я постарался подбодрить его, как мог. С одной стороны, мой приезд его поддержал, но с другой стороны, было и разочарование. Он верил в большие возможности Уполномоченного и думал, что в этот день суд непременно примет окончательное решение. А теперь ему предстояло жить без регистрации дальше, а это немалые трудности в наше время.

...20 декабря ему удалось устроиться (лечь) в местную больницу без документов, но с именем Уполномоченного на устах (сам рассказал, что реально помогло). По его словам, нужно было подлечиться и просто что-то есть.

22 января состоялось кассационное рассмотрение иска, и решение суда вступило в законную силу. Главное сделано.

27 января судебное решение было получено, и Селиванов буквально бегом сдал его и иные документы в Росреестр для регистрации собственности на квартиру. Свидетельство обещали выдать 15 февраля. Только после этого пойдет срок на регистрацию по месту жительства. Долго. Срочно нужна работа и средства для существования.

Надо сказать, что в отличие от большинства неоднократно судимых он хотел работать. Но этому было и объяснение, которое и явилось причиной описания его истории. Четырежды судимый рецидивист, угрюмый, не имеющий никаких социальных связей, не чувствовал себя преступником и не принадлежал их миру. Да, 18 лет за решёткой, но на свободе он никогда не жил преступным промыслом, а в зоне вёл себя независимо, не курил, не «чифирил», не употреблял наркотики. И на свободе не стал искать «малину», связи «паханов» и воров в законе, утешения в алкоголе. Он хотел работу, хватаясь за всё, чтобы не умереть с голоду.

В эти дни он как-то позвонил и сообщил, что нашел вахтовую работу на железной дороге, но боится, что ему откажут в отсутствие регистрации. Мы созвонились с предполагаемым работодателем, дали положительную характеристику за время после освобождения. Судимости или необычность нашего поручительства напугало железную дорогу, но до шпал, гаек, болтов и кувалды его не допустили.

Пошаговый путь был замысловат. Например, в эти дни я просил главу местной администрации П.П.Левина помочь с работой в виде исключительного исключения.

- Вы много лет управляете районом и знаете здесь все производства. Мужик хочет работать. Судимого и без прописки не берут. Взяли на одну пилораму без оформления. Работа с 8 до 20, обед в процессе. В пятницу вечером хозяин выдаёт 1600 руб. на руки, и говорит, если отработаешь ещё и выходные, то в воскресенье получишь 4 тысячи. Мужик не потянул – не тот возраст и не то здоровье.

Левин подробно выспросил всю возможную информацию о соискателе и обещал … посмотреть. Наверное, что-то не получилось или не сложилось. Но нужно было как-то жить, и Селиванов хватался за все, что попадалось. Где неделю, где две, конечно, без оформления. Где рассчитывались полностью, а где обманывали. Руки, лом, лопата, собственная спина и характер были тогда единственными помощниками.

* * *
Потребовался год для того, чтобы Селиванов преодолел основные трудности вольной жизни и нашёл в ней более или менее устойчивое положение. Он не верил, что его будущее – в Подпорожье, с которым связано всё прошлое, а искал его в других городах. Воли и настойчивости хватало. Нужна была небольшая моральная поддержка, которую он нашёл у нас. Осенью 2014 года Селиванов пригласил меня на свою работу. Это были и гордость, и благодарность, и не ехать было совершенно невозможно.

В такую поездку я не мог не взять нашего сотрудника Маргариту Сироткину. Санкт-Петербург, большое строительство в одном из новых микрорайонов. Среди высотных коробок корявая технологическая дорога без асфальта, по которой переваливались бетономиксеры, огромные самосвалы и другие строительные громадины, перепропуская друг друга. Шлагбаум нам открыл в эту зону только специальный знак на борту служебного автомобиля.

На обочине этой дороги стоял Селиванов в хорошо подогнанной рабочей спецовке и строительной каске. Машину он узнал и приветствовал нас рукой. Мы немного проехали вперёд, чтобы примоститься на безопасном пятачке. Обычные слова приветствия и ... «изменился, неплохо выглядишь, как называется предприятие, в чём суть работы». Из ответов следовало, что оформлен официально по трудовой, получил общежитие, в котором очень хорошая комната на двоих, с телевизором и душем. Платят очень достойно и регулярно. Работает по специальности, полученной в колонии – стропальщиком, на хорошем счету, руководство ценит и относится, как к специалисту. «Да вон там мой начальник, молодой конечно, но с высшим образованием, можете спросить». Это было прямое приглашение, которое не принять было нельзя. Молодой человек в добротной куртке, с галстуком и в новенькой каске, оказался прорабом. Короткая беседа и вывод – нормальный мужик, никогда не откажет, если что. Не пьёт, не прогуливает работу, и толковый.

В это время подошла Сироткина, и Селиванов никак на неё не отреагировал. Но я указал на неё и сказал:

- Познакомьтесь. Это Маргарита Анатольевна.

В это миг для него, похоже, исчезли я, прораб, стройка и, наверное, вся наша культурная столица. Одним движением он снёс с головы пластмассовую каску, немного покраснел и сказал:

- Здравствуйте, Маргарита Анатольевна, это я, Селиванов.

Конечно, он узнал ее голос, с которым, возможно, связывал только самое доброе и светлое за последние 10 лет своей жизни, который так помогал и так был нужен. И вот теперь она сама стоит рядом.

Прораб откланялся, и мы втроём осмотрели огромные трубы на трёхметровой глубине в траншее с почти вертикальными стенами. Рабочее место стропальщика Селиванова находилось там. Он рассказывал про особенности и трудности работы, удобное общежитие, хорошую зарплату, товарищей, планы, гордился хорошим отношением к нему начальства и своей репутацией в коллективе.

Это был уже совсем другой человек.

Здесь же была сделана эта фотография – как свидетельство торжества добра над злом.



* * *
И в этот год, и позже Селиванов часто звонил к нам в офис. Все знали его историю, между собой называли не иначе как Николай Иванович и готовы были к любому разговору. Но чаще всего у него происходил разговор с Маргаритой Сироткиной. Очень деликатная, терпеливая, она умела его слушать и поддерживать. Мы, конечно, подшучивали над тем, что он выбрал её. Но я уверен, что тогда она заменила ему семью, всех близких и друзей, и помогла удержаться, справиться и преодолеть. Это был не телефон доверия, а значительно больше. Он спрашивал совета – и юридического, и житейского, высказывал обиды и сомнения, звонил от одиночества, которое является самым разрушительным для человека. Звонил, когда на своей стройке сломал ногу, когда обокрали подпорожскую квартиру, когда не знал, как построить отношения с дальними родственниками, которые никогда не жили в Подпорожье, но оказались по праву наследования сособственниками его маленького жилища, когда познакомился с женщиной и тоже из вепсов, когда нужно было просто поговорить или выговориться. Всё же 9 лет колонии исключили его из социума, и часто он не находил решения в простых ситуациях. Нет сомнения, что М.Сироткина в его жизни сыграла именно ту роль, которую должна исполнять государственная система социальной адаптации.

***
Прошёл ещё год. Осенью 2015-го я получил приглашение на заседание рабочей группы по доработке проекта закона «О социальной реабилитации лиц, освободившихся из мест лишения свободы», возглавляемой депутатом Законодательного Собрания Ленинградской области А.Е.Петровым. Обсуждался вопрос – поддержать или нет законопроект о социальной адаптации освободившихся из мест лишения свободы, подготовленный прокуратурой области. По выступлениям представителей комитетов по образованию, социальной защиты населения, труда и занятости, здравоохранения и иных получалось, что такой закон не нужен вообще. Этим людям соцзащита и так помогает и даже выплачивает небольшие суммы особо нуждающимся. Прозвучало предложение включить некоторые положения об этих людях в готовящийся комплексный закон об образовании.

Слушал и думал, как объяснить членам комиссии, которые никогда не видели осуждённого и даже не предполагают, какое разнообразие содержит это понятие, в чём действительно нуждаются эти люди, а что – отвергают. Что два года мы получали ответы на свои обращения и обоснования о необходимости такого закона, от курирующего вице-губернатора и председателя профильного комитета – ничего не нужно, все вопросы решаются и урегулированы в рабочем порядке. Что поддержку нашли только у областного прокурора С.Г.Иванова, который обладает правом законодательной инициативы, внёс проект и обратил на него внимание авторитетом надзорного органа.

Слово взял последним.

- Управление федеральной службы исполнения наказаний по Санкт-Петербургу и Ленинградской области предоставило нам точные сведения о количестве отбывающих наказание в исправительных колониях, расположенных в Ленинградской области (8490 в исправительных колониях и 5450 в СИЗО), освобождающихся, рецидивистов, осуждённых по конкретным статьям, полу, возрасту и даже по специальностям, способностям и наклонностям. Есть ли в области какой-либо орган, организация или вообще кто-то, кто знает об этом или хотя бы о том, сколько рецидивистов в этом году появится среди нас? Нет.
Это заблуждение, если кто-то считает, что адаптировать – значит давать, предоставлять пособие, жильё, документы и прочее. Если давать, то возьмут все и без благодарности, и так же легко вновь совершат преступление. Рецидивная преступность у нас только растёт.
Адаптация – это не давальческий процесс за бюджетный счёт, и точно не односторонний. Мы много работали в колониях с «первоходами» и имеющими более десятка судимостей, проводили опросы и анкетирование убийц, насильников, разбойников, грабителей, наркоторговцев, и утверждаем – в социальной адаптации нуждаются очень немногие из этих людей. Абсолютное большинство на прямой вопрос: «Что должно сделать государство и общество, чтобы ты не вернулся в колонию вновь?» отвечают с экзальтированной прямотой: «Ничего. Мне деньги нужны. Но ведь никто не станет платить 100 000, значит, я буду заниматься тем, что хорошо умею делать».
Но есть среди осуждённых те, кто совершил преступление впервые или искренне раскаялся, и хочет изменить свою жизнь. Они видят перелом только в возможности не вернуться туда, где их знают. В такую искренность легко поверить, поскольку 80% преступлений в наше время непосредственно связано с наркотиками. Робкие высказывания о возможности работать тонут в дальнейших рассуждениях, что дома ждёт тот же круг общения, соблазны и невозможность что-то изменить.
Вот таким людям и нужна программа адаптации, работа с первых дней, иногда другое место жительства, а если материальная помощь, то возвратная. Работа должна проводиться и комплексно и индивидуально, а значит, кто-то должен профессионально управлять этой программой. Думаю, таких людей не больше 10%. Как поверить в их искренность? Я уже говорил, что адаптация отбывших наказание не может рассматриваться, как некие навязываемые силовые или воспитательные мероприятия, подкрепляемые материальной помощью. Человек должен участвовать в адаптации добровольно и обязательно подписать двусторонний договор, в котором закреплялись бы не только права, но и его обязанности. Человек, действительно желающий изменить свою жизнь и нуждающийся в помощи, должен взять на себя обязательства и возложить ограничения.
Думаю ли я о правах бывших осуждённых? В этом случае нет. Это забота об обычных людях, ведущих добропорядочный образ жизни. Единственной целью социальной адаптации совершившего преступление является создание таких условий в первые 6–8 месяцев после освобождения, которые изменят его жизненные ориентиры и установки и исключат новое преступление.
Преступность прочно связана с социально-экономическими условиями, развитостью общественных отношений, культурным и образовательным уровнем населения, множеством других составляющих. Общество платит высокую цену за то, что не доучило..., не воспитало…, не выработало..., не предотвратило, и так далее. Одни его граждане страдают и гибнут от преступлений, совершённых другими. И оно защищает себя, запирая нарушивших закон на годы. Но исправительные колонии никого не исправляют, ибо провозглашённые цель исправления и его методы не соответствуют имеющимся экономическим и исполнительским возможностям и не достижимы. Во всём этом есть и слабость, и вина общества, а следовательно, и обязанность нести бремя исправления собственных упущений.
Закон Ленинградской области очень нужен. Законопроект нужно дорабатывать. Много излишней детализации и из-за неё спорных положений. Главное установить, что область признаёт необходимость социальной адаптации лиц, освобождающихся из мест лишения свободы, поручает Правительству определить ответственный и координирующий эту работу орган, и утверждать её программную часть. Закон станет точкой отсчёта развития гражданского общества в одном из направлений.


Александр Евгеньевич Петров очень умело и деликатно привёл заседание комиссии к решению – предложить Уполномоченному и его аппарату совместно с прокуратурой в рабочем порядке доработать законопроект и рекомендовать его к принятию в первом чтении.

***
Да, пошёл третий год работы за принятие закона. Но мы движемся к цели, и в этом суть нашей работы, а также в том, чтобы увидеть однажды растерянного Николая Ивановича Селиванова с цветами под окнами родильного дома и услышать от него – «ВЕРЮ».