В Гатчину

Для быстрого достижения поставленной цели чаще всего нужно начинать с главного, поэтому мы направились в Гатчину с главным специалистом аппарата Екатериной Александровной Пучковой к тому, с кем в буквальном смысле слова предстояла борьба – к начальнику территориального отдела УФМС И.В. Цыпкайкиной.
Вход в отдел с центральной улицы, две крутые темные лестницы и маленькая площадка у дверей. Лестницы и вообще всё пространство заполнено мрачно молчащими людьми, подпирающими перила и стены. Живая очередь десятками глаз напряжённо следовала за нами. Надо было всячески показывать всем внешним видом и громким разговором, что мы здесь по другому, чем все, поводу.
За дверью просторная комната, а за высокой стойкой принимающий секретарь. И ни одного человека. Все там… на лестнице.
Нет смысла передавать весь разговор с начальником отдела, но вот конец был такой:
– Пусть суд устанавливает его личность, – отрезала Ирина Викторовна.
– Это ваша обязанность, а у суда нет на это полномочий. И в суд Бурдо не может обратиться – у него нет паспорта, вы же его не выдаете.
– Пусть интернат в суде признает его недееспособность.
– Кого? Вы же не устанавливаете личность.
– Я не могу этого сделать без свидетельства о рождении.
– Но вы же знаете, что его нет ни в Ленинградской области, ни в Санкт-Петербурге, что есть два ответа из Казахстана – и там не нашли.
– А от меня чего хотите? Чтобы меня посадили на семь лет за выдачу паспорта без свидетельства о рождении?
– Откуда вы цитируете про 7 лет? Покажите документ, который запрещает вам устанавливать личность и выдавать паспорт без свидетельства о рождении.
– Пожалуйста, у нас есть методические указания.
– Если я прочитаю эти слова в указаниях, то немедленно извинюсь и уеду.
Указания оказались письмом начальника Управления по СПб и ЛО начальникам территориальных подразделений с названием «Об организации работы с некоторыми категориями иностранных граждан и лиц без гражданства». Ирина Викторовна быстро нашла нужную страницу, где в столбике были слова «свидетельство о рождении».
– Вот!
Держу письмо в руках, на странице в столбик через дефис перечислены 18 документов со словами «и иные», значит, список не закрыт. А назван перечень – «Документы, по совокупности которых до́лжно устанавливать личность граждан». Разумно и обоснованно предлагается принимать во внимание все, что можно связать с человеком – здесь и охотничий билет, и билет члена ВЛКСМ, и проездные документы.
Ирина Викторовна терпеливо молчит, пока я читаю, а Екатерина фотографирует страницу за страницей.
– Вы хотите сказать, что это обязательный перечень?
– Конечно.
– И вы его понимаете так, что если человек не охотник и у него нет охотничьего билета, то его нужно направить покупать ружье?
– Ну нет, – сказала она неуверенно.
– Значит, без ружья или без членства в комсомоле можно? Тогда почему без свидетельства о рождении нельзя? Ведь здесь указано по совокупности, значит, по тому, что возможно найти. Следовательно, свидетельство не является обязательным документом.
– ???
– Почему вы ссылаетесь на письмо, которое касается иностранных граждан?
– А вдруг он иностранец?
– А вдруг нет. У вас есть какие-то основания предполагать, что десятки лет в наших лечебных учреждениях находится иностранец?
– Ну, это не единственный документ. Есть еще и федеральный административный регламент, – начала понимать Ирина Викторовна, что с нами непросто.
Регламент моментально появляется в ее руках, и И.В. указала на строчку, в которой написаны слова «свидетельство о рождении».
Хватило одной минуты, чтобы схватить главное в предложенном тексте.
– Вы указали на слова о свидетельстве, а все предложение до конца читали? Здесь же прямо сказано: «При невозможности представления свидетельства о рождении (повторного свидетельства о рождении) в случае регистрации рождения компетентными органами иностранного государства, а также при подтверждении органом ЗАГС на территории Российской Федерации невозможности выдачи свидетельства о рождении (повторного свидетельства о рождении), паспорт может быть выдан на основании других документов, подтверждающих сведения, необходимые для его получения». И в этом случае на всю работу вам отводится 60 дней. Это для вас не правило?
– Вы не понимаете, без свидетельства ну никак нельзя! Или без суда.
Терпение мое закончилось, и мы ушли.
Куда теперь? В суд.

Председатель районного суда К. принял быстро и по-деловому, выслушал и пригласил «профильного» судью. Да, устанавливать судом личность нельзя, нет такой процедуры. Словами набросали несколько возможных схем получения какого-либо судебного решения, но все долгие, многоходовые. Лучшим сказался вариант признания недееспособным по обращению в ПНИ человека, который называет себя Бурдо и который числится в ПНИ как Бурдо. После этого интернат становится его опекуном со всеми последствиями, а в результате все получают хотя и косвенный, но судебный документ. Очень изощренно, хотя и возможно. И примет ли УФМС документы не в отношении Бурдо, а того, кто просто себя так называл? И все же, здесь был профессиональный разговор, и пути реальные и конкретные – спасибо этим людям.

Следующим был давно знакомый прокурор района Евгений Анатольевич Орловский. Рассказали историю, показали документы, высказали возмущение и негодование, и просьбу – вмешаться. Цыпкайкина нарушает закон, а значит, прокуратура может реагировать как правоохранительный орган.
– Нужно разобраться, присылайте документы, – сказал Евгений Анатольевич. – А вы были у начальника УВД Журавлева? В те годы регистрацией и паспортами занимались они. Хотите, позвоню ему?
– Конечно, позвоните.
– Алло, Алексей Владимирович, здравствуйте. Не на выезде? Обед когда заканчивается, в два? Примите, пожалуйста, Уполномоченного по правам человека в Ленобласти Сергея Сергеевича Шабанова, у него несколько вопросов есть. Спасибо.

Ровно в 14 мы вошли в кабинет начальника УВД. Почти холодно из-за кондиционера. Среднего роста, крепкий, в безупречно отглаженной рубашке полковник полиции предложил сесть и чаю. Пяти минут хватило, чтобы ввести его в суть дела.
– Вы говорите это в Луге? Я сам лужский, всё там знаю. И работник там есть золотой, таких единицы осталось. Их, наверное, еще Глеб Жеглов учил. Сейчас ведь с участковыми очень напряженно – и штат сократили, и недобор. С одной стороны, требование о высшем юридическом образовании – кто ж с таким пойдет с алкоголиками и дебоширами в деревнях бороться? А с другой стороны, полиграф – и боятся, и сегодня такая молодежь, что предложенные тесты проходят лишь некоторые. А вот у этого человека все в голове, как в библиотеке.
Разговаривая с нами, Алексей Владимирович нашёл в телефоне нужный номер.
– Алло, это я, привет. Где? Грибы собираешь? В отпуске, что ли? И что, есть? Слушай, ты можешь что-нибудь сказать про семью Бурдо из деревни Борщово?
Представился немолодой грибник, в сапогах и широкополой шапке-афганке, с корзиной, на одном колене, с ножиком и подосиновиком, которого застал звонок начальника. Алексей Владимирович включил громкий режим связи, и ответ мы услышали все. Не копаясь в воспоминаниях, будто просто снял с полочки памяти и прочитал:
– Бурдо? Жили такие в Борщово. Мать София Фёдоровна. Одна дочь Люба С. 19.. года рождения, другая К.Л. 19.. года, ничего особенного, мать и одна дочь работали, вторая болталась. Потом ее лечили, а потом судили. Обеих уже похоронили, а вот К. давно уехала в Я.
– А третий ребенок, сын, у нее был?
– Сына не помню, по крайней мере, у меня не проходил.
Алексей Владимирович, заканчивая разговор, с удовольствием сказал:
– Вот такие еще есть ребята! Хоть в лесу, хоть разбуди – все в голове. Что будет после них, не знаю.
Екатерина раскрыла большую папку со всеми документами, которые нам удалось собрать, и вытащила из кармашка один листок.
– Алексей Владимирович, посмотрите, пожалуйста, эта справка выдана в 1997 году Гатчинским отделом полиции взамен утерянного паспорта. Справка подтверждает, что паспорт был, но утерян. Однако в миграционном отделе настаивают, что паспорта не было никогда. Скажите, могло такое быть? Могла такая справка выдаваться в 1997 году? Что она означает и как к ней относиться? Возможно ли у вас получить подтверждение подлинности печатей и самой справки?
Алексей Владимирович внимательно рассмотрел документ с угловым штампом и печатями, подписями должностных лиц и их наименованиями.
– Странный какой-то документ и вообще подозрительный. Не знаю. У нас же ничего не осталось. И функции, и архив от нас ушли в УФМС. Сейчас там руководит Цыпкайкина Ирина Викторовна, полковник, в прошлом наш сотрудник. Кстати, она и у нас работала с паспортами.
Постойте-постойте, это ведь её подпись. Даже три. Ну да, её. Вот, смотрите – справка трижды продлевалась именно ею.
– Вы уверены?
– Конечно, я же её подпись знаю, а здесь их целых три.
Вот это да. В 1997-м Цыпкайкина подписывает справку – факт выдачи в прошлом паспорта, а с 2003-го скалой стоит, говорит, что не выдавался никогда.

Выйдя из здания полиции, на лавке в первом же сквере мы разложили свои бумаги, блокноты, записи и «побежали» в Интернет. Вот контакты Главного Бюро МСЭ. Не может же быть, чтобы инвалидность первой группы была установлена неизвестному человеку без паспорта.
– Конечно, не может, – ответила руководитель Главного Бюро Анна Григорьевна Рябоконь и включилась в работу. – Повисите.
Висим. Обмениваемся репликами. Говорит, что видит в компьютере. В базе запись о нем есть – действительно, в 1992-м первая группа установлена, но данных о паспорте нет, так как всем документам срок хранения десять лет, а прошло уже двадцать пять.
Всегда без колебаний мы обращались в областное Управление ЗАГС (записи актов гражданского состояния). Энергичная, знающая свое дело, тактичная и выдержанная Мария Львовна Страхова много раз помогала нам в очень сложных и запутанных вопросах. И на этот раз Мария Львовна организовала проверку по всем отделам ЗАГС буквально штурмом. Через полчаса получаем ответ – в Ленинградской области человек с такими данными не рождался и не регистрировался.
Пока я разговаривал с областным архивным комитетом и областным архивом в Выборге, Екатерина обзванивала коррекционные и специальные школы-интернаты. Мы искали следы Бурдо в учебных заведениях, в которых он мог бы учиться в соответствующие годы. Не меньше двух часов ушло на объяснения, уточнения и ожидания.
Тщетно.
Нигде и ничего.

[Свернуть]

Екатерина

Я подумал, что эту главу нужно назвать именно так, ибо именно она, главный специалист аппарата Уполномоченного раскрыла многолетнюю тайну Бурдо, и он из неизвестного психбольного превратился в обычного человека с биографией, то есть обрёл свою личность.

Из ПНИ нам сообщили, что давно нашли сестру Бурдо, что она не помнит брата, не имеет никаких фотографий, документов, и ничего рассказать не может.
Казалось бы, что еще? Но Екатерина позвонила ей сама, разыскав телефон через главу поселения. Трубку взял муж К. и сказал, что у жены никакого брата нет, он про него ничего не слышал. А вечером состоялся разговор с К.
Нужно быть женщиной, матерью, и пройти немало испытаний, чтобы построить разговор так, чтобы тебе рассказали то, что человек не рассказывал самому себе.
Передам только важное для нас – все трое детей родились в Казахстане, в разных районах. Приехали в Борщово в 1969-м, сестра и брат остались здесь с матерью, а её сразу и на несколько лет отправили в Белоруссию к родственникам. Брата помнит плохо, так как последний раз его видела, когда ей было лет семь. Знает точно, что он учился в каком-то ПТУ.
Екатерина отправила ей на телефон фотографии, которые сделала во время нашей с ним встречи в интернате.
– Нет, не узнаю. Столько лет прошло. Нос совсем не такой, не наш, а вот глаза на мамины похожи.
Вот и появился «хвостик», за который можно ухватиться.

Окрыленная практически азартом, Екатерина находит в Интернете все ПТУ Лужского района, наугад выбирает одно из них, звонит и… оказывается, что именно в нем, нынешнем ПТУ № 47, хранится архив всех Лужских ПТУ с советских времен. Директор обещала поискать, и нашла! Вот она, первая короткая и бесценная строка «секретной» биографии.
Бурдо учился в профессионально-техническом училище с 8 по 10 класс, с 1978 по 1980 год, по специальности «автокрановщик». В 1978 году поступил в училище из Оредежской школы-интерната. Отчислен 30 апреля 1980 года «по семейным обстоятельствам».
Оказывается, мы не там ищем. Не в коррекционных заведениях искать надо было, а в обычных. Если обычное ПТУ, то и интернат должен быть для здоровых детей, а это уже другое направление. Уверенные в предстоящем успехе, связываемся с заместителем главы администрации Лужского района Ниной Алексеевной Алексеевой и просим помощи. Ждем с нетерпением и получаем ответ – триаду с паузами в один день. «Ищем», «искали», «к сожалению». Как же так? И Екатерина пускается в образовательные недра сама.
Нашла в Оредеже среднюю школу. Трубку взяла директор Наталья Николаевна: «Бурдо? Не помню такого ученика. Я сама только в 90-х приехала в Оредеж. Но я посмотрю по документам, которые остались. Да, знаю еще, что в Оредеже раньше была школа-интернат, давно ликвидированная. Могу дать телефон ее последнего директора. Может, она сможет Вам помочь? Ее зовут Людмила Геннадьевна».

Так удалось найти бывшего директора Оредежской школы-интерната. Оказалось, что при его ликвидации в 2008 году архив никто не взял, не принял и не потребовал. Лежит он преспокойненько дома у замечательного директора старой закалки, не поднимается рука уничтожить, вот и пригодился.
Представляемся, просим, объясняем, ждём и вскоре слышим:
– Да, был такой ученик. Учился с 5 по 7 класс, с 1974 по 1978 год. Интернат для тех детей, которым трудно жилось дома – неполные семьи, сироты или очень маленький достаток. Весь год полный пансион. Детей забирали некоторых, но только на выходные или на каникулы, и, конечно, не всех.
– А откуда он к вам пришел?
– Здесь записано, что из Оредежской средней школы.
Вот и всё. С 1969 по 2016 год больше нет белых пятен. Очень скоро мы получили в комитете по образованию Ленинградской области ЖЕЛЕЗОБЕТОННУЮ, как говорил Филипп Филиппыч, бумагу с печатью и штампом об этой части его биографии.

[Свернуть]

В Лугу

Два дня спустя мы с Екатериной выехали в Лугу, но прежде пришлось побывать в Гатчинском районе, в котором расположена Дружносельская психиатрическая больница.
Огромная (за тринадцать-то лет непрерывного лечения в больнице и еще отдельно десять госпитализаций), страниц на пятьсот, история болезни. Плохо сшита и похожа на древний фолиант из-за торчащих во все стороны растрескавшихся и надорванных желтых листов.
Евгений Владимирович Воинков – главный психиатр Ленинградской области, он же главный врач больницы, в которой трудится больше 25 лет, почти час просматривал каждый лист. Соблюдая врачебную этику, не дал нам дело, а вслух читал только то, что считал допустимым.
В деле оказались письма матери с просьбой помочь стать человеком, ибо «не слушает ее, на учебу ходит из-под палки, раз в неделю, не является на призывной пункт». Была характеристика из ПТУ, в которой подробно описан скверный характер плохого ученика. «В учебе слаб, прогуливает, нарушает порядок и правила». И вывод – специальность автокрановщика освоить не может. И здесь же – хорошо рисует и играет на гитаре.
Несколько отметок в разные годы об отсутствии каких бы то ни было документов.
Нашлось обращение главврача в 1994 году в Сиверский паспортный стол с просьбой снять с регистрационного учета и выдать лист убытия в связи с переводом из больницы в Гатчинский ПНИ (значит, стоял на учете!). Запрос УФМС Гатчины о сроках пребывания в больнице для целей установления личности. И подробный ответ по датам.
Какие следовали выводы из изучения дела? Первый – в больницу в 1981 году принят без паспорта. Второй – никто за тринадцать лет поиском или восстановлением паспорта не занимался. Третий – вероятно, усилиями администрации был прописан при больнице. Четвертый – в 2012 году отдел УФМС Гатчины занимался установлением личности Бурдо, но почему-то не установил…
Логично, что из больницы мы направились в миграционный пункт в Сиверском. Если больница просила листок убытия, то и прописка должна быть здесь.
Железная дверь. В переговорном устройстве мужской голос:
– К кому?
– Уполномоченный по правам человека в Ленинградской области, к руководителю.
Дверь открылась, и мы вошли. Навстречу охранник.
– А никого нет. Вообще. Все уехали в Гатчину, там у них совещание какое-то. Может, после обеда и будут.

Мы поехали в Лугу.
Да здравствуют современные коммуникации! С дороги звоню руководителю аппарата Марине Калинкиной.
– Найдите, пожалуйста, в интернете Уполномоченного по правам человека в Казахстане. Расскажите, что в 2009-2010 годах консульство не помогло. Может быть, подключатся? Путь через уполномоченных часто бывает самым коротким.
Через час звонит Марина Калинкина.
– Нашла, связалась, тоже с руководителем аппарата. Говорят по-русски, восприняли нормально, направила наш запрос с имеющимися данными и двумя ответами – отказами консульства. Все хорошо, но вам нужно поговорить с Уполномоченным лично, телефон есть.
– Это обязательно, у нас с ними контакта еще не было. А вдруг получится? Это будет бесценным золотым в копилку системы уполномоченного.
Ах, как хороши современные коммуникации!

За пятнадцать минут до начала обеденного перерыва заходим в военкомат, но уже опоздали. И руководитель, и все замы уже… на совещании в администрации – бодро отчеканил дежурный.
В отделе приписки за рабочими столами обедали две женщины. На втором этаже в отделе призыва через открытое окошко с нами поговорила еще одна женщина. Она же нашла старый журнал, в котором история призывника Бурдо уместилась в одной строчке. Дата, статья, не годен, снять с воинского учета. Остальное уничтожено, и личные дела призывников, и решения медицинской призывной комиссии, и карточки, и приказы – всё.
Ответ на главный вопрос – мог ли в советское время призывник быть поставлен на учет, а позже признанным не годным к военной службе, без прописки и паспорта, – так и остался без ответа. Стало понятно, что здесь следов паспорта мы не найдем. А главный вопрос мы позже направили письменно областному военкому – но, пожалуй, больше для порядка, чтобы сделать ВСЁ возможное, поскольку понятно, что его ответ не продвинет нас к цели.

Следующим был территориальный отдел УФМС в Луге. Узкий коридор, душно, полно народа, стоят. Мигрантов на вид нет. Приветливая и.о. на время отпуска начальника быстро поняла, в чем дело. Если призывался в нашем военкомате, значит, должна быть прописка и паспорт. Логично. Нет, запроса из Гатчины не было.
Поднимаемся в архив на второй этаж. В открытую дверь видим ящики, карточки, нет места даже для стула, тесно. Даже беглый осмотр сразу дал карточки матери и сестры. Как иначе – они местные. А вот следов Бурдо нет. Нужно искать сплошным методом от и до, вдруг карточка просто поставлена не в свою ячейку. Предлагаем свои услуги – в шесть рук быстрее, да и мы заинтересованы. Приветливая женщина уходит советоваться со старшими товарищами. Товарищ пришла. Со 100-процентным подозрением, щурясь, смотрела на нас, и оказалась категорична.
– Нет, никогда.
– Что ж, понимаем, служба, порядок… секреты.
Откланялись и очень просили – очень внимательно и быстро проверить.
И снова в путь – теперь в деревню Борщово искать дом и соседей, тех, кто вспомнит. Этого требовал Гатчинский отдел УФМС у ПНИ. По дороге оцениваем шансы поиска в миграционном отделе. Мне казалось, найдут, есть надежда, а Екатерина была пессимистична. Хорошо не спорили. Позвонила и.о.
– Впятером проверили, в десять рук. Проверили всё – ничего нет, не наш.
Ну что же, еще один отрицательный результат. Но ведь результат же и его можно вставить в цепочку поиска, анализа и рассуждений.

Борщёво. Обычная одноэтажная деревня вдоль дороги. Очень старые дома разбавлены более свежими и несколькими совсем недавними.

В деревне Борщёво в одном из подобных домов проживал Бурдо

Останавливаемся наугад и наугад идем к старенькому дому. Оказалось, дачники, посылают через огороды между парников к местным. На голос вышла женщина.
– Помню, конечно. Соня работала на скотном дворе, две дочки у нее было – Люба и Света. Сына не помню. Света хорошая была, училась, вышла замуж и уехала, ребенок у нее. А Люба гуляла, пила и, говорят, била мать. Соня немного была не в себе, и как-то с ней никто не общался. А жили в общежитии на другой стороне дороги, комната у них была.
– Спасибо.
Мы перешли на другую сторону дороги. Дом на задворках, последний, нашли быстро. Большой, четыре печные трубы – точно общежитие. Серый, ветхий, никогда не крашеный, подбитый дощечками и фанерками. Нигде никаких заборов и изгородей. Жильцы дружно вышли из огородика и встретили очень приветливо. Во всей деревне и дальше, отвечая на наши вопросы, никто ни разу не спросил, кто мы и зачем. Повели к соседнему дому, где кто-то должен был помнить. Но не вспомнил. К следующему дому, к следующему. Так дошли до бабушки Брони 88-ми лет. Тоже легко вспомнила семью и кое-какие подробности, но опять без мальчика, и указала на еще один старый дом метров за триста. Постучали. Хозяйка улыбается вежливо, но не знает.
– А вы поезжайте в Оредежскую больницу – там мама моя и дед, вчера легли. Деду 93, помнит всю историю деревни.

Едем в больницу. Одноэтажная, буквой П, снаружи ветхая, а внутри… нет таких слов. Ремонта не было лет 20 или больше. Цементный пол в буграх и провалах, покрыт старым линолеумом, по которому на коляске инвалидной ни за что не проехать, ловкости на такой «слалом» не хватит. Стены ободранные, на двери десять слоев облезлой краски и никого – ни поста, ни звонка. Наугад идем по коридору. Первая же палата – моет линолеум женщина в белом халате.
– Кого ищете?
– Петрова Николая Ивановича из Борщово.
– Так вот он, проходите.
На постели чистое белье и аккуратный, как оказалось с юмором, но почти глухой дедушка. Так что вопросы приходилось не задавать, а кричать.
– Конечно, помню! Тогда все на скотном дворе работали. Одна дочка – ох, лихая была! А вторая в магазине работала, я у ней еще холодильник купил. Сын? Может и был какой, а может нет – не помню точно.
И это тоже результат. Никто не помнит спустя 42 года четвероклассника, а в пятом он уже был в интернате и в деревню не возвращался. А девочек помнят в уже куда более старшем возрасте, когда и работают, и гуляют.
В этот день больше ехать было некуда, только возвращаться – 140 километров. И уже почти пять вечера. Звоним в Сиверский миграционный отдел – куда там, автоответчик на факсе.
Дозвонились на следующее утро:
– Есть письмо, которое вам было отправлено в 1994 году, с просьбой о выдаче листка убытия Бурдо из Дружносельской больницы. Значит, был прописан. Нам нужны любые сведения об этом.
Через час звонок.
– Ничем помочь не можем, все документы тех лет уничтожены.

[Свернуть]

Что дальше?

На следующий день Екатерина говорила с работником Гатчинской прокуратуры Семёном Беняминовичем Пейсаховым, которому поручена проверка, рассказала о нашей поездке и факсом отправила последние документы:
– письмо ПНИ к Цыпкайкиной с просьбой выдать документ, подтверждающий личность Бурдо (сентябрь 2015 и повторное обращение – октябрь 2015),
– ответ Цыпкайкиной для ПНИ – нейтральный и с существенным опозданием (апрель 2016),
– справку миграционного отделения Лужского района о том, что Бурдо паспортом никогда не документировался,
– справку Дружносельской больницы о непрерывном нахождении его на лечении без выписки с 1981 по 1994 год,
– справку Гатчинского ПНИ о том, что с июня 1994 по настоящее время находится у них на полном гос. обеспечении,
– справку комитета образования ЛО с перечнем учреждений, где обучался с 1969 по 1980 годы,
– ответ Дружносельской больницы на запрос УФМС в Гатчинском районе от 2012 года с подробной информацией,
– справку Управления ЗАГС по ЛО об отсутствии регистрации рождения Бурдо на территории региона.
И другие документы, включая те, которые были составлены по результатам последней поездки.

Казалось, это все, что смогли. Теперь Гатчинскому миграционному отделу деться некуда.
На среду в прокуратуру вызвали представителя ПНИ, а на четверг – Цыпкайкину. Похоже, что финал близок. Начальник отдела или «раскаивается» и быстро выполняет свою работу, или прокурор вносит представление за невыполнение должностным лицом административного регламента ФМС РФ, а это значит наказание и выполнение. В общем, выбор невелик.
Это нам виделся конец, но кроме нас – более никому. Встреча состоялась, но ничем не завершилась.
Семен Беняминович рассказал, что Цыпкайкина была у него и показала некое письмо из питерского Управления, которое запрещает выдавать паспорта без свидетельства о рождении, и сказала, что письма руководства исполняет как законы, не рассуждая.
Из беседы следовало, что он полностью согласен с нами. Регламент нарушен, паспорт выдать должна, имеющихся данных и документов достаточно. Но вот акт прокурорского реагирования должна вносить областная прокуратура, а не они, поскольку бездействие районного отдела обусловлено указаниями из управления и вообще в связи с передачей всей службы в МВД не очень понятна субъектность ответственных органов.
– Завтра доложим прокурору, и он будет принимать решение.
Завтра была пятница. Я набрал в 16 часов Евгения Анатольевича.
– Нет, не докладывал ещё. Я сегодня в Санкт-Петербурге в областной. Давайте поговорим в понедельник.
Не дождался и во вторник, и в среду, и набрал вновь сам. Услышанное меня разочаровало.
– Мы пойдём двумя путями. Прежде всего, внесём представление ПНИ за бездействие. Кроме этого, направим в суд заявление об установлении места, времени и факта рождения.
На это хотелось в трубку прокричать, но сдержал себя:
– Евгений Анатольевич, а что принесёт представление в интернат?! Они мучились столько лет, они получили несколько отказов от Цыпкайкиной, они обратились за помощью ко мне, и в итоге они же получат представление. Для чего, что это изменит и в чём их вина?
– Недостаточно мер приняли для сбора документов и оформления паспорта.
– Не думаю, что они могли сделать больше. Да и задачу основную я вижу в другом, как Уполномоченный, как юрист. Паспорт в конечном итоге будет оформлен, я уверен в этом. Мы связались с уполномоченным Казахстана и, надеюсь, теперь найдём свидетельство с его помощью, кстати, вместо УФМС так как это по регламенту их работа. На мой взгляд, главное – это преодолеть необоснованное неисполнение административного регламента.
А в суде, кстати, юридический факт рождения, места и времени, как вы сказали, установить не удастся. Причина тому та же – отсутствие документов. С чем идти в суд?
– Согласен, будут трудности.
– Скажите, почему вы не хотите внести представление в Гатчинский отдел УФМС? Ссылка на какое-то письмо из Управления не должна иметь значения. Регламент не исполняют в Гатчине. Отдел может быть самостоятельным ответчиком в суде, а значит, и субъектом, которому можно вносить акт прокурорского реагирования. Ведь любой гражданин, обиженный отделом, будет подавать жалобу в районный суд на районный отдел и никто не отправит его в Санкт-Петербург в областной суд бороться с региональным Управлением. Значит, и прокурор вправе внести свой акт в районный отдел, который закон и не исполняет.
– Нет, мы пойдём иным путём. Зачем подставлять Цыпкайкину, когда она не виновата. Представление вносится тому лицу, которое вправе исправить ситуацию и устранить предпосылки и причины нарушения. А это как раз Управление. Пусть дадут на места прямое указание, отменяющее ныне существующее. Мы подготовим проект представления областного прокурора в Управление.
Я подумал о предстоящих трудностях и длительности процесса, а также о том, что не ясно, кому теперь вносить представление – начальнику ГУВД Умнову С.П. или начальнику ему подчинённого Управления. Похоже, гатчинцы оставят эту задачку для решения областному прокурору. Тогда пришла мысль сыграть на удобном моменте…
– Через два дня состоится полугодовая коллегия прокуратуры. Накануне я буду разговаривать с областным прокурором и обязательно подниму этот вопрос.
Евгений Анатольевич отреагировал стремительно.
– Да, 22-го. Тогда 21-го мы проект представления в прокуратуру и передадим.
Теперь уже подхватил момент и я:
– Отлично, непременно упомяну об этом в своём выступлении.

4 июля мы направили письмо консулу Казахстана с просьбой о розыске места рождения Бурдо.
7 июля было направлено развёрнутое обращение к С.П. Умнову – начальнику ГУ МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, которому теперь переподчинили Управление по вопросам миграции, с просьбой провести проверку в отношении неправомерных действий Цыпкайкиной. Понятно, что в МВД неоткуда взяться своим специалистам по миграционным вопросам, и руководство должно было подготовку ответа поручить тому же Управлению. Это было бы худшим решением, но оно и состоялось. Ответ мы получили с нарушением законных сроков только через 45 дней. Никакой проверки, а просто ответ. Мол, Бурдо вообще иностранный гражданин, а потому обращайтесь в суд. Ладно, иного мы и не ожидали.
7 июля полетело наше обращение к Уполномоченному по правам человека республики Казахстан – конечно, с просьбой о розыске следов и документов. Более всего мы надеялись именно на его помощь. Практика показала, что очень часто путь к решению проблемы через уполномоченного оказывался самым коротким.
15 июля ушло электронное обращение в Москву в Управление ФМС с вопросами: поддерживает ли управление невыполнение административного регламента в Гатчине, имеются ли аналогичные практики в других субъектах РФ. Нас бы устроил любой ответ. В результате либо поправят наших, либо можно будет ставить вопрос о внесении изменений в федеральный регламент, если его не исполняют в стране.

19 августа областная прокуратура наши доводы признала убедительными и внесла представление на имя С.П. Умнова. Отвечать на него будут те же лица, что готовили нам письмо с той лишь разницей, что рассматривать представление прокуратуры области они будут обязаны при участии представителя областного прокурора, а это другая ответственность. Состоялся мой телефонный разговор с заместителем областного прокурора Ерофеевым, которому я предложил всяческое участие при рассмотрении представления на любом этапе.
22 августа мы получили ответ на наше письмо Умнову от 7 июля, но, конечно, не от него, а за подписью ВРИО начальника управления миграции Пуцко. Что в нём? Нагромождение рассуждений и ссылок, и только. А в конце утверждение, что Б. не является гражданином России, и потому … они умывают руки.

Здесь по хронологии нужно рассказать продолжение работы с Гатчинской прокуратурой. Напрасно Гатчинский прокурор уповал на то, что вместо него работу сделает прокурор областной. Понятно, что силовики в одном районе хорошо друг друга знают, взаимодействуют и ссориться по пустякам не хотят. Надеялся, и в областную оправил текст готового представления, чтобы оставалось только подписать.
Областной прокурор С.Г. Иванов решил иначе и … поручил внести представление Орловскому самостоятельно. Внес два. Одно в миграционный отдел, а второе в ПНИ. Интернат, по договорённости, немедленно сбросил представление нам. Мы составили возражения по всем пунктам, всего лишь сформулировав всё, что было сказано ранее, в письменном виде. Конечно, представление мы отклонили полностью. Интернат оформил его на своём бланке и отправил прокурору. Прокуратура приняла отказ и смолчала.

Было бы нечестно сказать, что руководитель ПНИ не подумал, что впереди могут быть прокурорские проверки по иным вопросам, и смело по всем статьям сказал прокурору – НЕТ. Отказав в принятии требований по праву, директор выполнил просто требование, и подал 29 августа в суд заявление об установлении факта рождения Бурдо в Борщёво 3 мая 1962 года. Я доказывал прокурору абсурдность такого действия. Во-первых, суд не устанавливает такие факты, а во-вторых, заявляя такие требования, нужно предъявлять доказательства. Какие? Конечно, их нет, а суд розыском доказательств не занимается. Кроме того, Бурдо юридически не является недееспособным, и ПНИ не вправе выступать в суде от его имени. Уже 31 августа суд отказался рассматривать заявление и возвратил его заявителю. И хорошо, поскольку только мы теперь знали точное место и дату рождения, которые совершенно не совпадали с теми, что предположил интернат.
Таким образом, подтвердилось, что и второе требование прокурора было, мягко говоря, надуманным.

31 августа я был в Москве, в связи с работой в общественной комиссии при Президенте РФ по присуждению премий в области благотворительности и защиты прав человека. И, конечно, встречался и разговаривал на различные темы с Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации Татьяной Николаевной Москальковой. И, конечно, говорил об отказе миграционной службы в Санкт-Петербурге принимать решение в соответствии с регламентом, о неполучении ответов на наши обращения по электронной почте, о неработающем телефоне службы, указанном на официальном сайте, о невозможности контакта с центром, который автоматически переводит контактные «стрелки» на службу в регионе, которая как раз и препятствует в реализации прав гражданину.
Татьяна Николаевна очень быстро поняла суть вопроса и тут же попросила секретаря соединить с начальником миграционного Управления в Министерстве внутренних дел Кирилловой О.Е. Разговор состоялся при мне. Короткий и по существу. Тут же я позвонил Екатерине в Питер и попросил сбросить обращение и все материалы в приёмную. Через 20 минут (да здравствуют современные коммуникации) весь пакет документов лежал на столе Уполномоченного по правам человека высшего уровня.
Конечно, не обошлось без объяснения моего замысла. Татьяна Николаевна сказала, обращаясь ко мне после просмотра материалов:
– Послушайте, но вот такой отказ – это какая-то региональная ерунда, я ещё раз позвоню Кирилловой, и мы выдадим этому человеку паспорт, в этом нет сомнений.
– Вот именно этого я и не хочу. Задача не в том, чтобы поднять всех первых лиц для того, чтобы выдать один паспорт. Весь смысл в том, чтобы преодолеть косность миграционной службы. Понятно, что не всю, а в этом конкретном действии. Служба должна либо исполнять утверждённый регламент, либо внести в него изменения, вычеркнув право людей получить паспорт, если утрачено в руинах Советского Союза свидетельство о рождении. Только представьте себе, сколько может быть таких людей по всей стране. И все они упираются в тупик – нельзя, и всё. И нет никакого выхода, способа, механизма, лазейки. Государство говорит своему гражданину – «нет» и «никогда». Именно эти слова мы должны преодолеть.
Татьяна Николаевна юрист, учёный, много лет отдавшая работе в прокуратуре. Именно вследствие этого сформировался её быстрый ум, умение прочитать и понять незнакомый и сложный материал. Вопросы её были точны и по существу. Я был восхищен, когда слушал её разговор с Кирилловой. Она не пересказывала мои доводы, как это часто делают руководители – сначала близко к тексту, а потом – «в общем, сейчас он вам сам всё расскажет», и трубку в руки. И речь её, и аргументы были самостоятельны, какие можно было сделать после тщательного изучения материала. Я слушал и удивлялся тому, что и объяснения, и оценки, и суждения, и выводы наши можно дополнить и представить ещё выразительнее и точнее.
Запрос в миграционное Управление очень скоро был отправлен от имени российского Уполномоченного. На меньшее миграционная служба была не согласна.
6 сентября, больше для порядка, мы направили своё обращение Кирилловой по почте.

Дальше всё было заунывно. Никакие из телефонов, указанных на официальном сайте Управления, не отвечали, молчала и электронная почта. Через десятые руки удалось добыть электронный адрес, сокрытый от добропорядочного человечества. Вскоре советник Т.Н. Москальковой И.В. Чечельницкий сбросил нам некий дополнительный адрес электронной почты Кирилловой, и мы направили туда 4-ое обращение. Однако усилия были напрасны. Управление отослало запрос к нам в Санкт-Петербург. После очередного известного заключения нашего Управления отозвалось и ведомство Кирилловой – невозможно без свидетельства о рождении.
Но это отказ уже из МВД России, куда к этому времени было передано миграционное Управление, а значит, открывалась возможность обжалования бездействия в Генеральную прокуратуру.
Почти через 2 месяца Генеральная коротко сообщила – ваше обращение в соответствии с компетенцией направлено в Министерство внутренних дел Российской Федерации.
Не дожидаясь иных ответов, тут же реагируем вторым письмом. Как же так, мы направили жалобу именно на МВД, структурным подразделением которого является миграционное Управление, а вы им же её и направляете. Это прямое нарушение 59-го федерального закона, запрещающего направлять жалобы тем органам, на которые жалуются! Ответ будет готовить то же Управление, а значит, защищать честь мундира.
В декабре пришло письмо из Главного Управления по вопросам миграции.
Ваши обращения, поступившие из Генеральной прокуратуры… рассмотрены… В связи с отсутствием документа, удостоверяющего личность… установить личность Бурдо В.М. не представилось возможным. … Документировать паспортом Бурдо В.М. не представляется возможным… Рекомендуем ПНИ обратиться в суд…
Уже в феврале 2017 года, спустя традиционные почти 2 месяца, на стол лёг и второй листочек из Генеральной прокуратуры. Сообщалось, что поскольку мы жаловались не на руководство МВД, а на одно из Главных его управлений, нарушения 59-го закона нет. Ведь их запрос направлен на имя руководства.
Чем закончилась эта риторика, мы уже знали.

Гатчинский городской суд 22 февраля 2017 года вынес решение по иску Гатчинского городского прокурора. Большая мотивировочная часть решения. Всего на 6 листах. Замечательное решение, поскольку являет собой пример и образец убогости работы системы, бездарности многих установленных правил, подтверждающее необходимость проведения серьёзных реформ в образовании, в системе отбора и подготовки управленческих кадров. Тех кадров, которые не умеют создавать продуманные и хорошего качества правовые акты, и тех, кто в связи с этим получает возможность не исполнять предписанное в них, и не делает этого.
В судебном заседании не участвовали представители отдела органов (так написано в решении) записи гражданского состояния администрации Лужского муниципального района, ГУ МВД России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, хотя привлекались в качестве заинтересованных лиц. Процитируем некоторые предложения из решения, не пересказывая их.
… прокуратура указывает, что Бурдо последние 19 лет находится на стационарном содержании в психоневрологическом интернате, в полном объёме не осознаёт значение своих действий, а в отсутствие паспорта его невозможно признать недееспособным.
Однако следом записано:
… Бурдо(??) в судебном заседании требования прокурора поддержал.
Интересно, каким образом поддержал и как вообще понял, что вокруг происходит. Ведь до 19 лет в ПНИ были 15 лет в психиатрической больнице.
… у матери Бурдо имеются две дочери С. Обнаружить место регистрации и местонахождение их не представилось возможным.
Какова тогда цена судебного разбирательства, работы прокуратуры и всей затеи по «установлению истины», если мы нашли и передали документы о двух его сёстрах. Одна из них умерла, как и мать, в ПНИ, а со второй мы установили контакт.
…в судебном заседании установлено, что Бурдо постоянно с момента рождения проживает на территории РФ.
А эта истина «притянута за уши» и ничем не подтверждается.
… процедура установления личности входит в полномочия органов внутренних дел.
Справедливо. Именно этого мы и требовали от МВД и прокуратуры. Именно это полномочие и не хотел никто исполнять. В то же время, если такая процедура не пройдена и личность человека не установлена, то в отношении кого суд выносит данное решение?
Венчается документ почти эпическими словами.

Суд решил:
Считать установленным факт рождения Б.В.М. 3 мая 1962 года в дер. Борщёво Лужского района.
Настоящее решение суда является основанием для внесения отделом ЗАГС записи акта о рождении.
Настоящее решение суда является основанием для территориального органа МВД России для выдачи Бурдо паспорта гражданина РФ.

Нет, это решение суда таким основанием не явилось. Вскоре его текст и вообще упоминание исчезли с официального сайта суда. Почему?
Потому что, преодолевая сопротивление миграционного Управления, мы не забыли о предназначении Уполномоченного по правам человека, обусловленном его особым положением в правовом поле, как нашего государства, так и других стран.
Вся совокупность установленных нами фактов говорила о том, что мать Бурдо в советское время проживала на территории Казахстана в разных районах и населённых пунктах. Имела существенные, но не опасные для окружающих нарушения психики. Это не помешало, а возможно, способствовало тому, что у неё родились трое детей вне брака от различных мужчин. Двое детей унаследовали заболевание матери и вслед за ней были помещены в стационарные психоневрологические учреждения. ПНИ самостоятельно разыскивал следы рождения Бурдо в тех районах, где родились его сёстры, но их там не оказалось.
Надеясь на узкокорпоративную солидарность, мы тогда обратились к Уполномоченному по правам человека в Республике Казахстан с просьбой помочь с поисками. Искать предстояло по территории всей Республики, внутри очень развитой и разветвлённой системы местных органов ЗАГС, включенных в ведомство республиканской юстиции. В обращении мы написали, что надеемся на особенные возможности Уполномоченного, имеющего неформальные контакты с руководителями различных государственных структур, коими обладаем и мы.
Через 3 недели мы получили заказное письмо, а в нём не ответ. Нет! А оригинал повторного свидетельства о рождении Бурдо.

Дубликат свидетельства о рождении Бурдо В.М. и абсурдное решение суда (в конце статьи данное фото можно увеличить)


19 августа руководитель Национального центра Республики Казахстан по правам человека В. Калюжный сообщил о проделанной совместно с Министерством юстиции Казахстана работе и «выразил своё искреннее высокое уважение с заверением готовности к сотрудничеству в области защиты прав и свобод человека».

На следующий день после получения судебного решения мы пригласили к себе юриста ПНИ и вручили полученный ещё в августе документ.
Быстро на этот раз работал гатчинский отдел по вопросам миграции. Уже через 3 дня Бурдо дали несколько секунд подержать в руках собственный паспорт, чтобы сделать «историческую» фотографию. Конечно, история, если человек в 54 года паспорт получает впервые, а для этого потребовалось в течение почти года работать десяткам людей в органах МВД и прокуратуры Санкт-Петербурга и Москвы, уполномоченным по правам человека в РФ и Республике Казахстан, Министерству юстиции Казахстана, представительству Республики в Санкт-Петербурге, работникам почты, ЗАГС, ПНИ, системы образования Ленинградской области, государственного архива и иным.

Фотография с паспортом

Кстати, все они работали за одного человека – начальника гатчинского миграционного отдела Цыпкайкиной, которая не выполнила свою работу и которая в 1997 году трижды продлевала справку, выданную на имя Бурдо взамен утраченного паспорта. Теперь уже понятно, что паспорта никогда не было и справка была липовая, хотя с её подписью и печатями. И след этот был ложный, и поиски в этом направлении бессмысленными.
Мы просили руководителей МВД провести служебную проверку по факту неправомерности выдачи должностным лицом МВД незаконного документа. Это нужно было сделать в целях предотвращения подобных злоупотреблений в будущем. Но историю про «мундир» все знают. Правильно, нам сообщили, что проводить проверку нет смысла, ибо истекли сроки возможного привлечения Цыпкайкиной к ответственности. В то же время нельзя не отметить, что недавно стало известно – начальник отдела Цыпкайкина получила новое назначение и заняла в том же отделе должность заместителя начальника. Должность же начальника отдела стала вакантной. Остаётся только гадать, что явилось причиной обратного карьерного роста. Может быть, дело Бурдо имело к этому отношение?
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Теперь следует ответить на главный вопрос – чего ради нужно было проделать весь этот путь? Конечно, не для того, чтобы просто выдать паспорт одному человеку.
Как-то на одном расширенном ведомственном совещании начальник УФМС по Санкт-Петербургу и Ленинградской области обронила:
– А вот с Уполномоченным по Ленинградской области Сергеем Шабановым мы общего языка не нашли.
И я подтверждаю – не нашли. Почти на все мои обращения приходили ответы «нет», «не положено», «невозможно».
Когда просили установить статус беженца в канун юбилея Победы 90-летней ветерану войны (беженке с Украины). Ее дом в Луганске был разрушен артиллерийским обстрелом, семья и побежала. Тогда потребовалось обращение к руководителю ФМС России К.О. Ромодановскому со словами «Не нашел понимания с руководством УФМС по СПб и ЛО». По его прямому указанию статус беженца был срочно присвоен. Женщина получила пенсию, а это для нее жизнь.
Когда просил Елену Дунаеву оформить документы для онкобольной из Донбасса для выделения квоты на операцию и получил ответ – почему я должна думать о ней и сострадать, у нас что, все соотечественники излечились от болезней?
Когда, минуя Управление в Санкт-Петербурге, уверенный в отказе, искал понимания в отделах районов и просил выехать к тяжело больным людям сотрудников для оформления документов, что регламентами не предусмотрено, – и находил его.
Когда устанавливали личность и впервые выдавали паспорт осужденному 26-ти лет, который без паспорта быстро возвращался в колонию.
И много иное.
Нужно было преодолеть и это безумное сопротивление. Заместитель начальника Управления С.В. Силина в своем кабинете – «без свидетельства о рождении невозможно». Начальник отдела, которому было поручено заниматься делом, два месяца говорила «занимаемся, личность установили», и в итоге – «невозможно», начальник отдела в Гатчине – «невозможно».
Нужно было на тупиковую ситуацию обратить внимание прокуратуры, суда и руководства – ГУ МВД по СПб и ЛО, под управление которых недавно передано прежде самостоятельное УФМС. Только в 2016 году у нас таких обращений было 3.
Не получилось. Регламент не исправлен и изменений в него не внесено. Пока. Все руководители и органы сказали «невозможно» и дружно отправили в суд. Суд «пошёл навстречу» прокурору, учтя настойчивость Уполномоченного, и за всех взял на себя ответственность. Истины суд не искал, а просто решил, что человек родился в Лужском районе. И не важно, где он родился действительно. Всем стало хорошо, легко, спокойно и всё возможно. Ведь никакой ответственности.
Но так бывает часто. Уполномоченный находит провал, указывает на него органам власти и их руководителям. Редко кто «слушается» и сразу реагирует, бросаясь реализовывать принесённую чужую идею. Но она попадает в системную бюрократическую почву и начинает там жить скрытой от всех своей самостоятельной жизнью. И никому неведомо, в каком месте она даст корни и когда появится первый росток, поскольку очень много составляющих должно сойтись. Это и добрая воля, и конъюнктура, и желание самоутверждения, и искренние творческие поиски, и просто случайность, и закон, выведенный Юлианом Семёновым в «17 мгновениях весны» – сначала нужно убедиться, что все забыли об инициативе, и тогда представить её как свою. А потому часто, спустя месяцы и иногда годы, мы видим воплощение наших предложений в публичных выступлениях и инициативах, проектах и уже законах. Мы читаем сообщения об этом с великой радостью, ведь в этом есть наше начало, наши усилия и разум. Для этого и существует Уполномоченный, предназначенный для того, чтобы трудиться, улучшая жизнь людей, не ожидая признания и наград. Хотя признание ощутимо тяжестью всё увеличивающегося числа обращений о помощи и благодарностью людей, для которых мы были «последней надеждой».
Уверен, что и это зерно упало в государственную почву и непременно обернётся новым правилом, изменением или поправкой, которая позволит не мучать людей, гоняя по кругу, а устанавливать их личность, выдавать документы, ибо свобода человека и его личности не должны зависеть от чиновника, обстоятельств или паспорта.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Как-то священник Ткаченко Александр Евгеньевич, руководящий в Санкт-Петербурге детским хосписом, сказал мне в беседе, что защита человека есть богоугодное дело. Тогда я подумал, что в работе Уполномоченного и священнослужителя есть общее правило – грех ненавидь, а грешника прости.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Бурдо Вячеслав Михайлович, 54 года.
•Органическое заболевание центральной нервной системы неясного генезиса с изменением личности
•Слабоумие
•Олигофрения
•Шизофрения параноидальной формы
•Галлюцинаторный синдром

[Свернуть]