2. В психиатрическую клинику! Срочно!

Прежде всего, нужно было разыскать пропавшую Ксению. Действительно ли она находится в клинике, или вообще это злая шутка бывшего зятя над бывшей тёщей? Зона поиска большая. Это и Санкт-Петербург, и Ленинградская область. Да и ориентировка на специализированную больницу вызывала сомнение. Однако нашли мы её уже на следующий день. Справочники, телефоны, разговоры с приёмными покоями, регистратурами… И действительно, в одном из психиатрических стационаров в списке пациентов Ксения обнаружилась. Предстояло немедленно выехать на место и увидеться с молодой женщиной, попробовать выслушать ее. Но сделать это деликатно, дабы не задеть ничего личного и не уронить тень на врачей. Мало ли что могла себе представить и нам наговорить расстроенная мать.
В этот один из областных психиатрических диспансеров (сознательно не называю какой) я поехал один. Поворот с дороги никак не был обозначен, и я проскочил мимо, развернулся, и только тогда попал на прямую, чрезвычайно разбитую дорогу длиной примерно в километр, которая привела прямо к воротам лечебного учреждения. Шлагбаум въехать не позволил, но вошел свободно и быстро добрался до кабинета главного врача.
В узкой приёмной сидела немолодая женщина – секретарь. Она долго рассматривала моё удостоверение и потом спросила, по какому я вопросу. Я ответил, что по вопросу, связанному с моей профессиональной деятельностью. После большой паузы женщина с нажимом сообщила, что через десять минут у них обед и вряд ли руководитель меня примет.
– А вы доложите главному врачу обо мне, и пусть он сам решит, принять меня в оставшиеся 10 минут или обедать, – сказал я.
Всё время разговора дверь в кабинет главного была раскрыта настежь и он, несомненно, слышал каждое слово. Секретарь вместе с моим удостоверением скрылась за проёмом двери, и я услышал громкий шёпот.
– А что, пусть ждёт. У нас обед.
Снова пауза, видимо, главврач не знал, что делать, держа в руках красную книжечку.
– Пусть заходит, только зарегистрируй, как положено.
Секретарь вышла и минут 5 записывала данные из удостоверения в различные графы двух журналов, и, наконец:
– Проходите.
Большой, довольно пустынный кабинет. Над столом, на котором не было ничего, кроме тонкого слоя пыли, сидя навис главврач, сложив перед собой руки. Тяжесть тела во многом приходилась на эти руки, пожалуй, более, чем на остальную его часть.
– Слушаю вас, а что, есть сведения, что здесь нарушаются права человека?
Со мной не поздоровались и не предложили сесть, встретили вопросом с вызовом и поэтому я отодвинул стул и уверенно сел без приглашения.
– Разве я сказал, что нарушаются чьи-либо права?
– Тогда какие к нам вопросы?
– К вам вопросов у меня нет. Просто хочу увидеть одного вашего пациента. И увидеть прямо сейчас. Просто увидеть. А потом мы с вами поговорим о всяких подробностях. Я могу увидеть Ксению Величко прямо сейчас?
– А вы уверены, что она именно у нас?
– Да, мне это точно известно.
Главврач явно забеспокоился, и можно было только гадать, что проносилось в его голове в эти минуты. По телефону тотчас подтвердили, что пациентка Величко действительно находится в клинике. Я встал, надеясь, что разговор в кабинете окончен, но главврач был иного мнения.
– Мы не можем так просто взять вас и допустить к пациенту. Сейчас я вызову лечащего врача, заслушаем его, рассмотрим документы.
Возразить я не успел, потому что в кабинет вошли двое мужчин и женщина в белых халатах и с документами в руках. Быстро – отметил я про себя. Будто всё заранее готово или не в первый раз. Однако такой оборот событий не входил в мои планы. Я должен был увидеть Ксению немедленно. В специальной литературе описаны случаи, когда пациенту успевали сделать соответствующую инъекцию, и тогда никакой эксперт не мог определить, здоров он или его состояние сформировано медицинской химией. Для моей цели всякий разговор затягивал время, допуская любые медицинские процедуры, и сводил на нет смысл приезда.
– Ещё раз повторяю. Я хочу сейчас же видеть Величко, и только после этого слушать лечащего врача и смотреть документы.
Быстрый обмен взглядами медиков.
– Я не уверен, что пациентка захочет с вами встречаться.
– Но я и не прошу о встрече. Заметьте, с самого начала речь шла только о том, чтобы её увидеть. Через стекло, издалека, с балкона, в щелку, в глазок – не имеет значения как, ведь я не знаю в каких условиях она находится. Да это и неважно. Покажите мне её.
– Нет, не могу. Прежде мы должны взять у неё письменное согласие на встречу с вами.
– Письменное? Вы хотите сказать, что все ваши пациенты дают такое согласие?
– Да, все.
– И не имеет значения, в каком состоянии они находятся? Ведь в клинике лечатся люди с разной степенью психического расстройства, в том числе и невменяемые.
– А она в таком состоянии, которое позволяет писать согласие на бумаге. У нас такой порядок.
– Хорошо. Сопроводите меня в отделение и дайте необходимые указания по поводу согласия.
Главврач со мной не пошёл. С сопровождающим мы вышли на улицу и прошли в соседнее здание. Лестница на второй этаж, двери без ручек, не имеющие от старости острых углов и рёбер, которые сопровождающий открывал и закрывал специальным ключом и прятал его в карман. Лет 20 ремонта здесь не было. Маленький коридор, налево комната. Из неё торопливо выходят две женщины в белых халатах с пакетами и небольшими мешками. Высокое окно, скудное освещение, старая деревянная мебель, электрочайник, бумаги. Мне пояснили, что это помещение для приёма передач и иногда для встреч с пациентами. Я сел на стул у стены, и тут же дверь открылась.