3. Первая встреча с осуждённым на 15 лет

Допустить, что человека признали виновным в двойном убийстве в отсутствие веских доказательств, было невозможно. Присяжным, как правило, трудно бывает доказать вину. Они воспринимают происходящее во время заседаний эмоционально, больше по-человечески, на бытовом уровне. Редко кто из них обладает юридическими познаниями. В этих условиях житейский опыт и здравый смысл являются основным мерилом при принятии решения. Значит, присяжным должно было быть представлено множество прямых и косвенных доказательств с комментариями. Прокурор и защита по-разному могли их объяснять, придавать то или иное значение в зависимости от мастерства, но они должны быть, вокруг них строится судебное разбирательство.
Поэтому слова матери об отсутствии в деле доказательств мы не восприняли всерьёз, и некоторое время на краю стола толстая папка лежала не тронутой. Но вот после ознакомления, а потом изучения тех материалов, что оказались внутри неё, следующий наш шаг любому показался бы естественным. Нужно увидеть и услышать этого человека.

В середине апреля 2014 года я приехал в колонию. Напротив меня сел невысокий, рыхлого телосложения мужчина. Близорукий и без очков, он мучился, рассматривая мелкие детали и текст, и от этого глаза воспалились и казались красными.
Правильная взвешенная речь, обстоятельные ответы. Всё же высшее техническое образование. И оно было ощутимо в речи и облике, несмотря на тюремную стрижку и робу с полосой.
Первый разговор – блиц. Вопрос – ответ. Спрашиваю быстро, темы и направления вразброс, внимательно смотрю на реакцию. Ответы логичны и последовательны. Мог ли я спросить нечто такое, на что он ранее не отвечал? Вряд ли. И всё же нужно было составить собственное ощущение от разговора и от человека.
Наконец главный вопрос:
– А почему написал добровольное признание, которое легло в основу обвинения?
И обескураживающий ответ:
– Любой подпишет. Меня привезли в отделение около 5 часов вечера, а подписал я признание около 5 часов утра. Если сначала всё было вежливо и я рассказал в подробностях всё, что знал, то потом начались угрозы и в мой адрес, и в отношении мамы. Её тоже держали здесь до 5 и отпустили, как только я подписал признание. Мы увиделись в коридоре, и я сказал ей, что подписал всё, что им нужно, и теперь её отпустят. Действительно, отпустили около 6 утра без документов и денег. Добирайся из Гатчины до Кингисеппа как знаешь.
Угрожали, кричали, допрашивали втроём, направляли настольную лампу в лицо, говорили – мол, не такие раскалывались, и сами рассказывали мне версии убийства. А потом поставили трубу или лом на два полушкафа, как перекладину, надели наручники за спиной и подвесили на этот лом. Когда на голове в таком положении оказался полиэтиленовый пакет, то дубинкой не нужно было бить по почкам, достаточно было только прикоснуться. Вот я всё и подписал. Адвокат был бесплатный. Сначала я вообще подумал, что это уборщица. В общем, адвокат был, но отворачивался.

В правдивость рассказа верить не хотелось. Истории про лом и пакеты давно гуляют по Интернету. Можно воспользоваться прочитанным и рассказать это про себя. Ведь не проверить то, что было более двух лет назад. Но звучало правдоподобно. Говорили ещё долго, и в конце я сказал:
– Если хотите, чтобы я помог вам, помогите мне поверить в то, что это совершили не вы. Уполномоченный – не суд и не следствие. Для него доказанная судом вина не имеет значения. В вас я вижу прежде остального – человека, и готов пройти с вами всё следствие и все события шаг за шагом. Сейчас я уйду, а вы продумайте всё, что нужно сказать мне при нашей следующей встрече.

На обратном пути из колонии я рассуждал. Что мы можем сделать? Для подачи апелляционной жалобы в Верховный Суд есть ещё 4 месяца. Жалоба – это удел адвоката. Но если в материалах дела действительно нет других доказательств, кроме признания, то это основание бить во все колокола. Память напомнила фразу, услышанную мной от одного из осуждённых несколько лет назад в ответ на мой наивный вопрос: «Почему же вы сразу признали свою вину, если утверждаете, что были в момент преступления не в доме, а вообще на улице?» – «Почему признал? А у меня нет столько здоровья, чтобы не признаваться, у меня была уже судимость и знаю, как получают признание вины!».
Мы можем обратиться к Генеральному прокурору, председателю Верховного Суда, к руководителю Следственного комитета, в Государственную Думу. В эти дни мне предстояла встреча в Москве с новым Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации Эллой Памфиловой, обладающей большим авторитетом на федеральном уровне. Можно привлечь СМИ, организовать съёмку специального репортажа и много ещё что сделать, чтобы привлечь внимание. Еще можно донести, объяснить и спасти человека.
Насилие над человеком в период следствия, которое привело к получению единственного доказательства вины – признанию безусловное основание для Уполномоченного применить все возможности данные ему законом и европейскими нормами. Это во времена Большого террора в 37-ом году признание вины являлось вершиной доказательств. Директивы руководства тогда рекомендовали следователям в исключительных случаях применять к подозреваемым методы физического воздействия. Оказалось, что все случаи были исключительными. В таких условиях не нужны были суды и разбирательство. Несчастные люди под пытками признавались и по этой единственной бумаге «тройки» за несколько минут выносили приговоры. Но это в 37-ом!